Свобода – условие счастья

Четверть века со дня смерти Сахарова, на первый взгляд, дата трагическая. Не просто ничего не изменилось – во многих отношениях стало хуже.

С лица земли исчез "второй мир". Социализм, конечно, не потерпел поражения. Он остался где был – в капиталистических странах. "Страны социализма" вовсе не были социалистическими, это были обычные деспотии разной конфигурации. К современному Китаю это тоже относится – в нем ничего конфуцианского, ничего социалистического-коммунистического, обычнейший паразитизм на достижениях свободного, нормального мира. Исчезла фикция СССР, обнажилась траченная молью истории Российская империя.

Было бы пошло и глупо ахать: ах, как при Сахарове, так и сейчас травят "Мемориал"; ах, опять всевластье Лубянки; ах, опять лицемерие и ложь. Это как раз хорошая новость – четверть века обитатели России лгали о том, что у них какие-то там реформы, что у них якобы что-то изменилось, вводили в заблуждение себя и других. Иллюзии рассеялись – это же отлично. Плохо то, что они рассеялись не до конца – и сегодня в России и за ее пределами мало кто понимает, насколько не рабство, не ложь и уж подавно не бедность, а милитаризм является тут главным злом.

Сахаров уникален прежде всего тем, что именно российский милитаризм считал главным злом. Именно поэтому Сахаров – самый ненавистный враг всего российского народа и лично товарища Путина. Если ничего не изменится – и проспекта Сахарова не будет, даже любовь к маскировке не поможет. Это ведь именно Сахаров в своей майданной декларации о власти блестяще сыронизировал, предложив ограничить функции Лубянки "задачами международной безопасности России" и в следующем абзаце оскопив эти самые задачи едким замечанием: "Уже давно нет опасности военного нападения на Россию" (у него, конечно, в обоих случаях употреблен ник "СССР").

Да, он ошибался, когда писал, что СССР не может развалиться, не выдержав гонки вооружений – ведь развалился. Не гонка вооружений привела к распаду СССР, а элементарные технические ограничения, накладываемые на любую империю со времен вавилонского столпотворения. Да не было "развала СССР", повторим упрямо – была потеря нищающей Россией некоторых кусков, с сохранением основной территории. Не давление со стороны Запада, а внутреннее давление – давление жадности и злобы – привело к осуществлению прогноза Сахарова: "Процесс демократизации и либерализации прекратится, научно-техническая революция будет иметь одностороннюю военно-промышленную направленность, во внешней политике, как можно опасаться, получат преобладание экспансионистские тенденции".

Разумеется, "ошибки" Сахарова – из числа неизбежных, и лучше так ошибаться, чем быть тривиальным пессимистом и циником. Не агрессивность как таковая, а именно пессимизм и цинизм, он же пофигизм-конформизм, и есть то, что делает Россию атомным грибком человечества, пытающимся распространиться по всему организму.

Российская проблематика, впрочем, была для Сахарова второстепенной. Он все-таки был гражданином мира, был прописан во вселенной, и свободу ценил не за то, что свободные живут богаче, а за то, что свобода – необходимое условие счастья, как он сказал в Сиене. То, что было для Сахарова первостепенным, он выражал словами либо страшно затертыми – "мир, прогресс, права человека", либо несколько заумными: "Единственным кардинальным решением, обеспечивающим выживание человечества, является конвергенция – совокупность встречных плюралистических изменений в капиталистической и социалистической системах".

"Встречные плюралистические изменения" – что за штука? Плюрализм идей? Тогда почему Сахаров мягко иронизировал над тем, что на Западе "навалом" свободы?

Надо вспомнить простую вещь: Сахаров был физиком. Единицей отсчета для него были разнообразные частицы. Вселенная и есть плюрализм частиц и их бесконечной конвергенции между собою. Вот почему под его пером "права человека" – это прежде всего права частиц, без которых не может существовать ни-че-го. Неважно, какой цвет кожи у частиц, неважно, работящие они или ленивые, высокой скорости или низкой. Важно, что частица по определению есть часть, и без этой части ничего быть не может. Частица – часть, которая одновременно и является самодостаточным целым. К чему приводит расщепление этих крошечных целостностей, Сахаров знал лучше всех на земле.

Россия – один из частных случаев атомного взрыва в антропологии. Только представляя себе такое видение мира, можно понять рациональность идей Сахарова. С одной стороны бесстрашное заявление о неизбежности и желательности "общемирового правительства". Разве это не атомный взрыв в политике, уничтожение всякой свободы? Нет, потому что единицей существования для Сахарова является человек. Любой человек. Где право человека быть собой нарушается, там и конец свободе – и конец этот начинается в ЖЭКе, в управе, в оперуполномоченном, в человечке в штатском, а не вовсе не в общемировом правительстве. Вот чтобы не было деспотизмов мелких и средних, и нужна сцепка крайне малой величины – общемирового правительства с величиной космической – частного человека с неприкосновенными правами. Это ширина и высота сахаровского мировосприятия, но есть и третье измерение.

Сахарову принадлежат некоторые удивительно пошлые фразы, которые любой великий и невеликий инквизитор начертал бы над своим креслом, например: "Ответственность – это оборотная сторона свобода". Да только контекстик, контекстик! Как "Души прекрасные порывы" – зри в предыдущую строку. А в предыдущей строке у Сахарова взрывное: "Самое главное – внутренняя ответственность". Тут и деспотизму конец, и всякой бесчеловечности. Потому что они начинаются там, где ответственность вывернута наизнанку. Где она перед абстракциями вроде родины, идей или веры, а соответственно и контролируется теми, кто безответственно занимается демагогией от имени этих абстракций.

Министерство мира – это не министерство обороны и не министерство внутренних, а министерство внутренней ответственности, которое никому не подконтрольно и которому подконтрольно все – в частной жизни господина министра. Это, конечно, трудно и требует много сил и времени – так потому и мир, что не остается сил и времени контролировать другого человека, взыскивать с ближних и дальних, творить над ними суд и попечение. Потому что единственное препятствие на пути прогресса, мира и прав человека – сам человек, и препятствие это никто не может устранить, кроме человека, и только он может устранить это препятствие, не ликвидировав его, а освободив и тем самым дав свободу и мир другим, а себе открыв возможность счастья.

Яков Кротов, «Радио Свобода»