Личное дело маршала Жукова рассекретили более чем через 40 лет после его смерти

В числе рассекреченных документов — доносы на маршала, привилегии его и его детей и внуков, а также адреса квартир, где он жил.

Историки получили доступ к рассекреченному личному делу маршала СССР Георгия Жукова.

Решение о рассекречивании документов и передаче их из Президентского архива в Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ) было принято межведомственной комиссией по охране государственной тайны (МВК) еще 22 ноября 2011 года.

Однако процесс «оформления результатов рассекречивания» начался лишь четыре года спустя», пишет в журнале «Огонек» историк Леонид Максименков.

В числе рассекреченных документов — доносы на маршала, привилегии его и его детей и внуков, а также адреса квартир, где он жил. В частности, в досье есть парижский донос на Жукова, о котором исследователи прежде не знали. В донесении от 1954 года на имя министра обороны СССР Николая Булганина, в частности, говорилось: «Маршал Жуков ведет переговоры с западными державами через посредничество одного французского секретного агента под именем Тальмар, имея в виду подготовить восстание в России и захватить власть». Автор донесения, Михаил Алексеевич Шалин, — начальник Главного разведывательного управления Генштаба Вооруженных сил СССР.

Максименков отмечает, что в случае с Жуковым все доносы доходили до инстанций. А самые «перспективные» складировались в кремлевское досье.

Есть в «личном деле» и медицинское заключение о болезни и причине смерти Жукова. 42 года этот документ был засекречен, хотя обычно подобные справки об исторических деятелях масштаба Жукова публиковались вместе с сообщениями о смерти и некрологами, отмечает Максименков.

Вероятной причиной умолчания он считает обилие дат, которыми снабдил текст консилиум врачей: болезни маршала обострились после смещения Хрущева, а «обширные инфаркты миокарда» и два «нарушения мозгового кровообращения» сопутствовали развитию сюжета с публикацией мемуаров маршала. «Такие совпадения номенклатура сочла опасными: власть боялась «нездоровых ассоциаций» и «неправильных выводов», — считает историк.