Боязнь потерять

За три года власть проделала колоссальную работу по политизации равнодушных "хипстеров".

Я искренне не понимаю, зачем российские власти делают все возможное, чтобы милейшие "ботаники" превратились в злых, сосредоточенных, переставших бояться, реальных ее противников.

Специально выбираю относительно мягкий вариант, чтобы не писать слова "Майдан".

Мое поколение вбросило в перестройку без предупреждения. Те, кому тогда было 23-33, не успели испугаться. Наоборот, включился невероятный азарт после пыльного застоя и бесконечного понижения голоса в совке (Афгана, изоляции, политзэков, конца разрядки, старых маразматиков у власти, бесперспективности). Хотелось кричать, выходить на улицы, участвовать в переменах, увидеть результаты. Риски воспринимались как досадная сопутствующая реальность. Например, в моей профессии.

Ну да, могли дать по башке, но текст был несопоставимо важнее. Могли вызвать на Старую площадь. Или на Лубянку. Серьезные дяди с богатым опытом собственного силового превосходства и непоколебимой доселе власти смотрели в глаза и ласково говорили: "Ну понятно, почему вы такие отчаянные. Не пуганые еще". Мы тогда так и не успели толком испугаться. Хотя били – и не раз, угрожали – и не раз. Почему-то все равно было понятно, что они уйдут, а мы останемся.

Ну, или я была такой оптимисткой. Даже представить себе не могу, чтобы страх мог меня остановить. Его просто не было, пока готовился материал, брались интервью, писался текст. Работа и работа, больше ни о чем не думаешь. И только потом иногда садишься, когда уже видишь его на полосе, и тихо так, сама себе: "Ох, бл***, что сейчас начнется". И с чувством дикой вины смотришь на ребенка, который еще ничего не понимает, и на родителей, которые понимают все. За спиной был ад, туда не хотелось возвращаться, никогда. Вперед, даже если с ошибками, только не обратно.

Не было еще вкуса не то что больших, а даже просто достаточных денег. Еще не родились привычки нормальной жизни: хорошая еда, спорт, внимание к здоровью. Еще не появилось такого разнообразия тусовочных мест. Хорошая одежда, как и хороший сыр, все еще были в дефиците, американское кино – на видеокассетах, компьютеры в лучшем случае в редакции, мобильники вызывали изумление за границей. Мы были не поротые, но и не избалованные. Голодные и веселые. Молодые, в большей или меньшей степени отчаянные. Легкие, вот правильное слово, не обремененные нормальной жизнью.

Сегодняшнее поколение 23-33 – иное, и это правильно. В конце концов, перемены должны были дать в том числе и этот результат, иначе зачем они вообще. Я, разумеется, говорю о более или менее понятном мне слое молодежи, живущей в крупных городах. О молодежи эпохи Путина, то есть о тех, кому в 1999-м было 8-18. Толковые, образованные, продвинутые, знающие языки, сытые, одетые, бегающие по утрам/вечерам трусцой или заворачивающие в спортзал, ездящие на хороших машинах, а также на велосипедах, работающие, с компьютерами и кучей гаджетов, привыкшие видеть мир на ладони в мобильнике, летающие на концерты за границу, подвижные, не выделяющиеся в иностранной толпе, без напряжения на лице. Такие же люди мира, как любой американец из аналогичной среды, или немец, или японец, или аргентинец.

Эти ребята из поколения 23-33 не хотят ничего терять из того, что имеют и к чему привыкли. Более того, они боятся потерять, и это понятно. Они отскочили от совка куда дальше, чем кажется, исходя просто арифметически из временного интервала между СССР и 2014 годом. Эта часть российского общества, которому Сурков придумал название "креативный класс" (хотя термин не точен), – недурной результат происшедшего в стране и со страной, условно, с 1991 года. Эти люди как раз заинтересованы в стабильности, порядке, образовании, карьере, развитии. В этом и для этого они привыкли пользоваться определенным инструментарием, в том числе широким доступом к разнообразной информации.

Правда, у этой идиллии была и обратная сторона. В период первых двух сроков Путина и срока Медведева, время неписанного договора общество – власть, в России выросло поколение, которое почувствовало себя достаточно свободным, чтобы выйти на улицу, когда ему дали понять, что свободы выбора у него нет. Не потому что они против Путина, а потому что они против такого способа разговора с ними. Абсолютное большинство тех, кто вышел на демонстрации в момент обратной конвертации Медведев – Путин и на волне думских выборов, не ходили в Мещанский, Басманный или Хамовнический суды. Не писали критических колонок про власть. Использовали соцсети как развлечение. Смотрели сериалы, публиковали селфи в новых платьях, демонстрировали в сети кеды или кроссовки. Еще три года назад многим из них в сущности было пофиг все, кроме них самих.

За три года власть проделала колоссальную работу по политизации равнодушных "хипстеров". Я не понимаю, куда смотрят издатели. Русский фейсбук надо издавать отдельными книгами, томами, полными собраниями сочинений. Он уникален. Это онлайн-летопись изменений и преображений (позитивных и негативных), которые происходят на фоне времени с людьми, которым еще не так давно было все равно. При этом процент свободных людей относительно путинского большинства – ничтожен. Даже если прибавить к нему критиков в иной возрастной категории. Сколько их, если по опросам "Левада-центра" число недовольных Путиным и его политикой не превышает 13-15%? Но с каким-то невероятным мстительным упорством власть бьет именно в эту мишень, по этой весьма незначительной с точки зрения численности категории собственных граждан.

За эти три года Кремль проштамповал тонну тупых, нерациональных, бесчеловечных, губительных законов, начиная с закона о запрете усыновления российских детей за границу, включая закон против геев, направленных прицельно против образованных, здравомыслящих, рациональных, незакомплексованных людей, которые просто не могут относиться к этому закондательному террору как к чему-то нормальному. Последовательно сокращаются возможности получения информации из независимых источников, с которыми росли сегодняшние 25-30-летние. Их пытаются лишить интернета вместе с твиттером и фейсбуком. А это естественная среда обитания для многих из них. Желание запретить все – от иностранного лосося до иностранного кино и иностранных издателей – приобретает совершенно гротескные формы.

Моих молодых коллег бьют по голове, по лицу, по рукам. В этом есть что-то ритуальное - чтобы не писали, не думали, не показывались в телевизоре. Для некоторых коллег беззаботность закончилась, когда они потеряли работу - не потому что плохие профессионалы, а потому что их понимание реальности и профессии не совпадает с пониманием реальности и профессии их работодателями. В ситуации сжатия экономики и непредсказуемости политики аргументы в пользу власти и системы, которые вчера еще казались убедительными, сегодня уже не работают. Почему именно против тех, кого считали бы надеждой и будущим в любой нормальной стране, заточены санкции власти? Потому что они, повзрослевшие в это сытое, беззаботное для них путинское время, вдруг усомнились в привычках отца-основателя. Подросли, да, решили, что могут решать за себя сами. Стали давать оценки, стали замечать недостатки. Осмелились.

Ощутил ли Путин, что они его предали? Возможно. Плюс к преследующим его демонам по поводу стихийного выхода людей на улицу. Нет, этот нынешний молодняк – не буйные, которых, как известно, мало. Буйных и должно быть мало в нормально функционирующей открытой стране. У них вполне здоровое чувство самосохранения. Они неконфликтные. И они не про Майдан и не про поход на Кремль. Но если и дальше на них будут давить с той же интенсивностью, как это происходит все последнее время, если страну продолжат закрывать, а их душить всеми возможными и невозможными способами отключения от мира, в котором они привыкли чувствовать себя комфортно, если их и дальше будут загонять во внутреннюю герметичность, где лучше шепотом и по неведомым им правилам страны, которой они не знают, тогда все большее количество этих неконфликтных молодых людей будут ощущать себя в ситуации, похожей на ту, в которой оказались мы в конце совка.

Нечего терять, потому что все уже отняли. Даже пенсии. Позади ад, поэтому только вперед. Парадокс, но чувство самосохранения может сработать с точностью до наоборот, если это поколение почувствует, что спасение как раз в действии, а не в конформизме, что риск как раз в страхе, а не в его преодолении. Если "ботаники" вдруг станут бойцами, то в этом будет виновата только власть. Потому что она откровенно и последовательно демонстрирует, что ее страх перед будущим (которое и есть эти молодые люди) гораздо сильнее страхов неконфликтных хипстеров. И в какой-то момент они поймут про страх власти. И используют это. А тут как раз подрастут молодые злые, те, кому сейчас лет 10-15, кому в лучшем случае достанется хвост прошлой стабильности и благополучия, чья юность и молодость могут оказаться совсем не столь беспечными, совпасть с кризисным периодом, с падением цен на нефть, с потерей работы родителями, с реальным отрывом от улетевшего вперед мира, с отсутствием надежд и разочарованием. И кому и как предъявят претензии эти ребята, мы себе даже не представляем.

Наталья Геворкян, «Радио Свобода»