Ни-че-го!

Раздалась команда «По машинам!».

Все побежали, торопливо запихивая животы в кожаные салоны, и нервно захлопали дверцами, понимая, что что-то обязательно будет, включили мигалки, сирены и понеслись по мокрому асфальту.

Вдоль дороги стояли тощие коровы, которые продолжали жевать, отпускать лепешки и равнодушно смотреть своими коровьими глазами, как мимо проносятся сто автомобилей.

Да-да, сто, не девяносто девять и не сто один, а ровно сто, включая броневики с охраной и две машины скорой помощи, набитые всем самым-самым, что смогли достать. Там даже роды принимать можно было, но об этом знали только единицы, только самые близкие, наверное, два или три человека, включая личную помощницу, которая никогда не спала по долгу службы и слышала все в радиусе трех километров.

За поворотом начинался пыльный агрогородок, с однотипными домами из белого силикатного кирпича, крохотным магазином с двумя полками, уставленными настоящей черной магией в бутылках темного стекла по 0.75 литра, а всё остальное было рассыпано и распихано кое-как, и маленькой площадью с клумбой, огороженной специально побеленными камнями и бетонным постаментом в центре, с которого старого бога скинули, а нового еще не водрузили, ожидая со дня на день секретную шифртелеграмму из района. На площадь согнали школьников, загодя переодев в чистое, нацепили белые передники, повязали банты, и строго запретили ковыряться в носах, торопливо завесили старый облупившийся фасад правления первым подвернувшимся на складе плакатом. (Потом оказалось, что это реклама секты, успешно торгующей французской косметикой и завхоз получил первого строгача, а второго схватил из-за того, что тюльпаны оказались вялыми.) В кустах участковые били то ли алкаша, то ли оппозиционера, который высунулся из дома, хоть строго настрого предупреждали, чтоб до 13-00 никто носу не смел.

И сводный хор ветеранов со ступенек уже готов был грянуть торжественное: «Зорка Венера узышла над Зямлёю», но они промчались мимо, все сто автомобилей с включенными сиренами, мигалками, броневиками охраны, каретами скорой помощи и свистящими над колонной беспилотниками.

Детей отпустили, и те с радостно кинулись играть в футбол пустыми пивными банками вокруг пустого постамента, а ветераны не хотели расходиться и долго шамкали вставными челюстями, никак не могли успокоиться, почему к ним никто не вышел, не подтвердил, что Отечество в надежных руках, и враги нас всё еще ненавидят, а все наказы, заветы, просьбы будут взяты на карандаш, назначены сроки и персональные ответственные за выдачу санаторного лечения и комбикормов.

Кавалькада помчалась дальше, обдавая выхлопными газами и велосипедистов в засаленных телогрейках, оторопевших от невиданного до селе зрелища, и роторные жатки, стонущие своими кривошипно-шатунными механизмами, и старуху, заснувшую на низкой скамеечке перед двумя ведерками с плодами, странными на вид и ужасными на вкус, так и не проснувшуюся, и участковых, прекративших бить подозреваемого, вытянувшихся во фрунт, и коров, выдающих лепешку за лепешкой, не обращающих ни малейшего внимания на ответственность текущего момента.

Где-то вдалеке мелькали зернохранилища, бурты, лопасти ветряных генераторов, теплицы, свинокомплексы, блестели заводи со специально откормленными сомами, по вспаханным полям важно ступали аисты, мужики ломали кепки и говорили недоброе вслед, но они неслись дальше-дальше-дальше.

Еще один поворот, еще одно молочно-товарное производство, еще одна площадь, заполненная отловленными и отмытыми по торжественному случаю доярками и дублёными ветеранами, солидно позвякивающими значками отличников боевой и политической; растерянный управляющий, медленно и беззвучно шевелящий губами в надежде понять приветственное слово, спущенное второпях вниз по идеологической вертикали. Неожиданный объезд, куры, козы, гуси, лужи, грязь, бронетранспортер, ощетинившийся пушками по всем направлениями, беспилотник, заглядывающий под каждый подозрительный куст, под каждую яблоню, высматривающий трещину в асфальте, обнюхивающий каждую авоську, которую выносят из передвижной лавки.

А потом было снова мокрое шоссе, указатель, мост, речка, полностью заросшая камышом, шлагбаум, наспех сколоченная трибуна перед ним, переходящее знамя, сводный оркестр с бас-геликоном, в который немедленно заглянули служба безопасности, МЧС и санстанция, и колючая проволока, огораживающая периметр с часовыми на вышках по углам.

Кавалькада со свистом затормозила, и оркестр, который умел только «По улице ходила большая крокодила», неожиданно взвился, встал на дыбы и заиграл невероятно залихватское, атакующее, среднее между «Маршем самураев» и «Смуглянкой-молдаванкой», но через несколько тактов всё равно сбился, захлебнулся, закашлялся…

- Не-е… - протянула личная советница, - не!

Она вслушивалась, как трубы немилосердно фальшивят «большую крокодилу» и, когда бас-геликон издал последний хрип, открыла глаза. Да-да, еще никто не вошел на трибуну, еще не поднялся шлагбаум, еще часовые на вышках не заблокировали затворы от случайного (боже упаси!) выстрела, а она уже обернулась по сторонам и продолжила будничным тоном ни к кому, собственно, не обращаясь. Но так чтобы услышали все:

- С этой страной ничего не будет!

Они разом набрали побольше воздуха, собираясь протестовать, но советница покачала головой, и брови ее взлетели к самой макушке:

- Ни-че-го!

И густо сплюнула под колеса стоящего рядом «майбаха». Вытерла губы тыльной стороной ладони, достала блокнот из сумочки и принялась бисерным почерком отличницы и зубрилы набрасывать текст указа об ответственности за нарушение исполнительской дисциплины.

Евгений Липкович, специально для charter97.org