Как сдерживали Россию: прошлое и настоящее

Чем дальше, тем очевиднее, что под "вставанием с колен" Кремль понимает не модернизацию общества и экономики, а восстановление военной мощи и "собирание земель".

"У нас есть все основания полагать, что пресловутая политика сдерживания России, которая проводилась и в XVIII, и в XIX, и в ХХ веке, продолжается и сегодня", - сказал в речи по поводу присоединения Крыма Владимир Путин.

Президент использовал точное слово: триста лет Россия осуществляла экспансию, а Запад ее сдерживал.

Европейские державы, прежде всего Британия и Франция, тоже создавали империи. Но они завоевывали далекие, заморские, с точки зрения тогдашних европейцев ничейные земли, куда несли свет цивилизации. Сегодня мы смотрим на колониализм иначе, но современники видели ситуацию именно так.

В старушке-Европе границы в основном оформились к XVI веку. Переход из рук в руки нескольких сотен квадратных километров территории или пограничной крепости рассматривались как грандиозное событие.

А Россия двигалась на запад как паровой каток, отхватывая целые страны: Прибалтику, Польшу, Финляндию. В XVIII веке российская граница отодвинулась на тысячу с лишним километров.

В память о некой героической рукопашной один из императорских армейских полков получил редкое отличие: сапоги с красными отворотами.

"Зачем же было выделять одну воинскую часть, когда весь народ на протяжении своей истории отбивался, стоя по колено в крови?" - воскликнул современный писатель Федор Нестеров.

Насчет бесконечных войн он, несомненно, прав. А вот кто нападал, и кто отбивался, вопрос.

Имели честь начать

Северную войну со Швецией и все многочисленные русско-турецкие войны, кроме одной, Россия "имела честь начать".

На русскую землю, кроме Гитлера, за последние три столетия никто не покушался.

Интервенция 1918-1920 годов была вызвана односторонним выходом России из мировой войны, который Антанта расценивала как предательство союзников. При этом интервенты решали частные задачи, действовали на окраинах страны и весьма ограниченными силами, без ясной цели.

Задача смены режима публично ставилась единственный раз: в письме французского премьера Жоржа Клемансо командующему Салоникским фронтом генералу д'Эспере от 27 октября 1918 года, причем тот сразу ответил, что считает ее невыполнимой.

Британский премьер Дэвид Ллойд-Джордж в Палате общин выражал сомнение в целесообразности поддержки Колчака и Деникина. Командующий американским экспедиционным корпусом на Дальнем Востоке генерал Грэвс публично заявлял, что не понимает, что он и его парни делают в России.

Наполеон не планировал завоевать Россию и управлять ею из Парижа, а хотел побить и ослабить ее, чтобы не вмешивалась в европейскую политику, по его собственным словам, "заколотить окно, которое прорубил их царь Петр".

На начальном этапе войны он думал занять русскую часть Польши, Литву и Беларусь, создать там союзное Франции государство, и дальше не идти.

Одно время Корсиканец очень старался подружиться с Александром I, считая того единственным правителем, с которым можно поделить мир на двоих, обещал России Румынию, Болгарию, всю Турцию, кроме Константинополя, Персию и раздел Индии. Александр упорно желал играть важную роль именно в Европе, Наполеон не понимал, ради чего партнер на каждом шагу ставит ему палки в колеса из-за каких-то ничтожных немецких княжеств, когда ему предлагают половину Азии.

Несбывшиеся мечты

По мнению ряда историков, Петр I долгие годы лелеял в душе "германскую идею": сделать раздробленную и слабую в военном отношении северную Германию частью или протекторатом своей империи, одним махом получить цивилизованных подданных, раз не получается сделать русских европейцами.

Немецкое население Лифляндии и Эстляндии в Петербурге полушутя-полусерьезно называли "трофейными немцами".

Вместо того, чтобы после Полтавы завершить войну высадкой десанта под Стокгольмом или наступлением через Финляндию, Петр послал армию выбивать шведов из крепостей на южном побережье Балтики и, по словам Василия Ключевского, "втянулся в придворные дрязги и мелкие династические интересы германского мира, разменяв главную задачу на мекленбургские, саксонские и датские пустяки".

Дочь Анну и двух племянниц царь выдал замуж за германских князей, а внутри страны делал все, чтобы немцы-лютеране чувствовали себя комфортнее, чем русские. И столицу из "азиатской" Москвы, как полагают исследователи, перенес, в том числе, и с этой целью.

Обычно столицу на окраине страны не размещают. Не видел ли Петр свой "парадиз" будущим центром какого-то более крупного государства?

В Семилетнюю войну 1756-1763 годов, в которой Франция и Австрия сражались против Британии и Пруссии, Россия вступила, не имея реальных интересов и причин. При дворе долго решали, на чьей стороне воевать, но в том, что воевать надо, не сомневались: мы великая держава, без нас не разберутся!

В ходе той войны русская армия вошла в Берлин, где бюргеры боязливо дивились на "степное войско" - казаков и калмыков, а Восточную Пруссию контролировала около года, успев привести население к присяге "кайзерин Елисавет". Через 200 лет об этом вспомнит Сталин.

Петра III, вернувшего Восточную Пруссию королю Фридриху, ославили дурачком и впоследствии сравнивали его поступок с передачей Крыма Украине Никитой Хрущевым. Но он сделал это не просто так, а в обмен на пропуск российской армии через прусскую территорию для отвоевания у Дании его родового Голштинского герцогства.

Если бы не убийство императора, мир увидел бы русское владение на самом западе Европы, у основания Ютландского полуострова, где сегодня пролегает стратегически важный Кильский канал.

При Екатерине родился грандиозный "южный проект", из которого, в отличие от "германского", тайны не делалось: уничтожить Османскую империю и воздвигнуть крест над Святой Софией.

Преподносилось это, разумеется, как восстановление исторической справедливости, поскольку турки, в свою очередь, в 1453 году превратили знаменитый храм в мечеть.

Своего второго внука Екатерина нарекла распространенным среди византийских базилевсов именем Константин, и не скрывала, что предназначает его для трона будущей Восточной империи.

Замысел удался наполовину, но приобретения оказались огромными: Северное Причерноморье и Крым, около полумиллиона квадратных километров земли, да какой земли!

Территориальных завоеваний таких масштабов новая история не знает. В территориальном отношении освоение Новороссии можно сравнить только с американской колонизацией Дикого Запада.

Панславизм

В середине XIX века вызрел третий колоссальный экспансионистский проект: идея панславизма.

Один из ее основоположников, тесть будущего премьера Сергея Витте генерал Ростислав Фадеев, писал, что "Россия не может просто жить, как какая-нибудь Дания, ей непременно нужны великие дела".

Предполагалось, ни много, ни мало, объединить все славянские и православные народы под скипетром русского царя, "единственного законного наследника Константина Великого", и, опять же, завоевать Константинополь и черноморские проливы.

В 1880 году начальник генштаба генерал Обручев представил Александру II доклад о слабости российского флота, и тут же заявил, что к Константинополю надо плыть "хоть на ладьях".

Поэт и камергер Федор Тютчев призывал "перекрестясь, ударить в колокол в Царьграде".

Популярный генерал Михаил Скобелев, выступая в 1882 году в Париже перед сербскими и болгарскими студентами в присутствии местных журналистов, провозгласил главной национальной задачей вызволение из-под "тевтонского ига" западных славян и поносил "внутренних врагов", по его мнению, слишком прислушивающихся к мнению Европы.

"Легко себе представить, какая буря поднялась бы в России, выступи перед рижскими студентами какой-нибудь германский генерал действительной службы фон дер Швайне, и заяви он во всеуслышание, что Германия должна незамедлительно разгромить Россию и отобрать у нее населенную немцами Прибалтику, а также другие территории, где обитают немцы, вроде Поволжья", - комментирует современный исследователь Александр Бушков.

Панслависты не только не страшились неизбежного конфликта, как выражаются в наши дни, с мировым сообществом, но и приветствовали и накликали его.

"Из-за славянских дел час столкновения с латинством и германством столь же неизбежен, как день смерти для каждого", - писал в брошюре "Всеславянское братство" публицист с неславянской фамилией Борн.

Когда Наполеон III призвал Николая I к сдержанности в восточном вопросе, тот надменно ответил: "Россия в 1853 году та же, что была в 1812-м!".

"Слабый" Николай II во внешней политике был еще большим империалистом, чем его отец, дед и прадед. Как писал в воспоминаниях Витте, последний царь мечтал, минимум, о создании "Желтороссии" в Маньчжурии, максимум, о принятии титулов богдыхана китайского и микадо японского.

О Западе тоже не забывал. Когда кайзер Вильгельм во время очередного свидания на яхтах приказал просигналить флажками: "Адмирал Атлантического океана шлет привет адмиралу Тихого океана", Николай увидел в этом наглую выходку.

Естественная реакция

Как относился Запад ко всему этому? Ясное дело, плохо относился.

"Панслависты ошибаются, если думают, что мир посмотрит на их движение такими же глазами, какими смотрит на стремление к единству итальянцев и немцев; из их движения может произойти лишь один результат - сосредоточение колоссальной физической силы в руках царя. Такое движение не только не найдет себе сочувствия среди образованных наций мира, но создаст великую лигу, которая станет плотиной против новых вторжений варварства", - писала в 1867 году венгерская газета "Пешти напло".

"Я полагаю, что если бы эта варварская нация, враждебная всякому прогрессу, утвердилась в сердце Европы, это было бы величайшим бедствием для рода человеческого", - заявил в британском парламенте лорд Линдхерст.

Кульминацией военного сдерживания стала Крымская война 1853-1855 годов, дипломатического - Берлинский конгресс 1878 года, где Европа, действуя единым фронтом, вынудила Александра II отказаться от большей части завоеваний, сделанных в ходе только что закончившейся войны с Турцией.

Русские обиделись на Запад, особенно на "неблагодарных австрияков", которым в 1849 году помогли подавить венгерское восстание, не задаваясь вопросом: что, собственно, они на Балканах забыли?

Ценностные расхождения

Рассуждая о России, европейские политики и комментаторы постоянно употребляли обидное слово "варварство".

Несомненно, в этом был элемент демонизации противника. Но по мере социально-политического развития Европы страна неограниченного абсолютизма, без парламента и свободной прессы, вплоть до эпохи железных дорог и телеграфа сохранявшая у себя крепостное право, все больше воспринималась как наследница Золотой Орды, не только геополитическая, но и цивилизационная угроза.

Многие в России не считали это отсталостью, а кичились своим "особым путем".

"Не заражайтесь бессмыслием Запада - это гадкая помойная яма, от которой, кроме смрада, ничего не услышите. Не верьте западным мудрствованиям: они к добру не приведут. Европа 50 лет ищет совершенства, и нашла ли его? - тогда как мы спокойны и счастливы под управлением наших добрых Государей", - писал в знаменитом поучении сыновьям жандармский генерал Леонтий Дубельт.

Россия не только сама придерживалась подобных "ценностей", но и пыталась распространить их на всех, до кого могла и не могла дотянуться.

В марте 1848 года, когда во Франции произошла революция, что, вообще-то, России никаким образом не касалось, Николай I счел нужным издать манифест, кончавшийся словами: "Трепещите, языцы, и покоряйтесь, ибо с нами Бог!".

"Мировой пожар"

В конце 1940-х годов молодой советский дипломат, впоследствии историк-эмигрант Михаил Восленский, только что пришедший на работу в историко-дипломатическое управление МИДа, спросил своего начальника Владимира Хвостова, почему до сих пор засекречены документы царской дипломатии аж столетней давности?

"Потому что при определенной аналогии внешнеполитической проблематики тогдашняя российская дипломатия принимала в отдельных случаях решения, аналогичные современным. Нам нет нужды их раскрывать", - ответил тот.

Однако многое изменилось, и не в лучшую сторону.

Во-первых, Москва официально провозгласила своей главной целью "всемирное торжество коммунизма", то есть мировое господство, на что Российская империя не претендовала. В 1950-х годах была принята доктрина мирного сосуществования, но пресловутую "всемирную победу" убрали из документов КПСС только в 1989 году.

Во-вторых, в отличие от империй прошлого, СССР не только стремился доминировать и контролировать, но и переворачивал жизнь народов с ног на голову, устанавливая коммунистические порядки. Советское господство несло ликвидацию частной собственности и нормальной экономики, упразднение всех политических и гражданских свобод, репрессии и изоляцию. В мире возникла поговорка: "Лучше быть мертвым, чем красным".

В 1920-х и 1930-х годах в официальных речах и документах, стихах и песнях открыто говорилось о "мировом пожаре", "земном шаре, опрокинутом на штыки" и присоединении "тропических и заокеанских Белоруссий и Украин".

На встрече с французскими коммунистами в 1920 году глава Коминтерна Григорий Зиновьев выразил уверенность, что 50-летие Коммуны 8 марта будущего года большевики будут встречать в Париже.

"Советские офицеры займут в мире положение британских офицеров. Мы будем учить весь мир!" - заявил на совещании в Главном политуправлении РККА в 1940 году некий майор Самойлов, и никто из начальства его не одернул.

"Эх, посмотреть бы в будущем на Союз республик этак из тридцати-сорока!" - восклицал главный герой снятого в середине 1930-х годов фильма "Великий гражданин".

"Коммунизм сметет все границы! Когда? Сейчас и сметет!" - утверждал персонаж романа Николая Павленко «На Дальнем Востоке».

После "освободительного похода" в Польшу в 1939 году пограничный столб, поваленный пинком красноармейского сапога, сделался излюбленной темой для рисунков в советских газетах.

Накануне мировой войны в Москве думали не о том, как ее предотвратить, а как использовать для территориальных приобретений.

"Когда я приехал в Москву к маршалу Сталину, он обсуждал со мной не возможность мирного урегулирования германо-польского конфликта, а дал понять, что если он не получит половины Польши и Прибалтийские страны, то я могу сразу же вылетать назад. Ведение войны, видимо, не считалось там в 1939 году преступлением против мира", - заявил Риббентроп на Нюрнбергском процессе.

В Ялте и Потсдаме США и Британия признали Восточную Европу сферой геополитического влияния СССР, но не давали согласия на ее советизацию. По признанию Вячеслава Молотова, в этом и состояла причина "холодной войны".

"Надо было везде наводить порядок. Прижимать капиталистические порядки. Вот и холодная война", - заявил он своему биографу Феликсу Чуеву.

Благодаря военно-стратегическому паритету границы в Европе стабилизировались. Однако, когда в начале 1990-х годов был опубликован список частей, выводимых из Восточной Германии, выяснилось, что полумиллионная группировка состояла в основном из танковых дивизий и десантно-штурмовых бригад.

Советские студенты-лингвисты изучали на военных кафедрах карты ФРГ, Франции и Бельгии, готовясь действовать в составе разведгрупп. НАТО именовали "агрессивным блоком", но об обороне, как и накануне Великой Отечественной войны, речь не шла.

При этом свою сферу влияния СССР охранял свирепо, не признавая за народами Восточной Европы права на выбор.

"Вы делаете то, что вам заблагорассудится, не обращая внимания на то, нравится нам это или нет. Чехословакия находится в пределах тех территорий, которые в годы войны освободил советский солдат. Границы этих территорий - это наши границы. И так будет всегда", - заявил Леонид Брежнев на встрече с руководством Чехословакии в августе 1968 года.

На совещании с генералитетом накануне вторжения министр обороны Андрей Гречко заявил, что "решение будет осуществлено, даже если оно приведет к третьей мировой войне".

Главной ареной экспансии стал "третий мир".

После марксистского переворота в Эфиопии в 1978 году Брежнев "с чувством глубокого удовлетворения" заметил, что "даже в джунглях Африки люди хотят жить по Ленину".

"Основные события могут развернуться в океанах и в третьем мире. Туда перемещается поле битвы, там поднимаются силы, которые империализму не одолеть. И наш долг им помочь", - заявил его преемник Юрий Андропов своему помощнику Георгию Шахназарову в ответ на опасение, что непомерные военные расходы подорвут советскую экономику.

На закрытых лекциях представители партийных комитетов говорили аудитории, что еще бы день простоять, да ночь продержаться, а там мы накинем на Запад сырьевую удавку. В газетных публикациях эта мысль формулировалась дипломатичнее: "сфера возможностей империализма необратимо сузится".

В решениях съездов КПСС Москва резервировала за собой право поддерживать "национально-освободительную и социально-освободительную борьбу народов", а любые попытки Запада остановить расползание коммунизма объявляла происками врагов разрядки. Фактически, свободному миру предлагалось смириться с неизбежной гибелью и радоваться, что это произойдет не завтра.

Удивляться нечему

Возвращаясь из прошлого в современность, уместно спросить: может ли Россия с такой "кредитной историей" не вызывать опасений у Запада и, особенно, у ближайших соседей?

В 1990-х годах в Москве возмущались расширением НАТО и особенно упорным стремлением в Альянс бывших вассалов. Зачем вам это нужно, о какой угрозе вы говорите, вы в плену старых фобий, нам обидно такое слышать, Россия уже не та! Как показали события вокруг Украины и Крыма, та самая.

Чем дальше, тем очевиднее, что под "вставанием с колен" Кремль и те, кто его поддерживает, понимают не модернизацию общества и экономики, а восстановление военной мощи и "собирание земель".

За последние десятилетия Европа пришла к пониманию того, что надо не перекраивать границы на основе "исторической справедливости", которую каждая сторона понимает по-своему, а делать их условными и прозрачными. Россия мыслит категориями не открытого мира, а сфер влияния.

Слова "общечеловеческие ценности" вызывают злую насмешку: мол, больше нас на этой мякине не проведешь. В моде "реальная политика" образца XIX века.

За крымским кризисом неизбежно последует новый период изоляции и сдерживания. Удивляться нечему.

Артем Кречетников
Би-би-си, Москва