Измена как технология

Дело государственной изменницы Светланы Давыдовой вменяемым людям сразу же показалось трагическим курьезом.

Людям патриотически настроенным — не показалось: я помню три статьи в «Известиях» разной степени кровожадности, одну — в газете «Культура» и две — в «Комсомольской правде», в каждой из которых речь шла о необходимости с максимальной серьезностью отнестись к проступку многодетной матери. Знаменитый Эдуард Лимонов разве только расстрелять не потребовал негодяйку. И это, наверняка, далеко не полный список.

Палачи-добровольцы, как довольно скоро выяснилось, бежали впереди Свинолупа. Следователь ФСБ Михаил Свинолуп оказался человеком милостивым и выпустил обвиняемую в государственной измене из СИЗО. Но доброхоты не ошиблись все же, их рвение не было излишним. Они просто опередили события. Уже в понедельник стало известно о двух новых изменниках — моряке-черноморце с танкера «Койда» и сотруднике патриархии (который, возможно, также является сотрудником ФСБ, действующим или бывшим, по крайней мере, рекомендуется именно таким образом).

С тех пор как государство озаботилось поточным производством карательных законов, в моде рассуждения о том, что все это — медикаменты для локального применения, инструментарий точечного террора, вероятнее всего, политического. Каждый новый странный закон натыкается на комментарии специалистов (да и неспециалистов тоже): «Конечно, тотальное применение здесь невозможно, следовательно, перед нами еще одно средство избирательного наказания очередных неудобных или несогласных».

Собственно, когда еще в 2012 году Дума поменяла редакцию статьи 275 УК о государственной измене, убрав оттуда все внятные формулировки и продекларировав фактически, что отныне изменником является тот, кого ФСБ посчитает изменником, комментаторы говорили то же самое. Еще один инструмент точечного террора. О массовом применении не может быть и речи.

Тут, конечно, есть некоторая странность. Во-первых, инструментарий точечного террора и так уже невероятно широк. Во-вторых, с этим и до превращения Думы в фабрику, производящую позор и безумие, никаких проблем не было. Сфабрикованное дело по экономической статье или просто вовремя подброшенный пакетик с белым порошком отлично работали в качестве средства осуществления локальных репрессий, в том числе и политических. Спросите, например, у пламенного борца с изменниками Эдуарда Лимонова, где его соратница по «Другой России» Таисия Осипова. Может быть, он еще помнит.

Да, и в-третьих. Современность иногда интереснее истории. Зачем изобретались стратегами эпохи зрелого Путина те или иные решения — вопрос темный, а вот к чему мы вместе с ними в итоге благодаря этим решениям пришли, можно наблюдать в режиме реального времени. Светлана Давыдова, многодетная мать из Вязьмы, о жизни и судьбе которой мы теперь достаточно осведомлены, как к ней ни относись, совершенно точно в лидерах российской оппозиции не числилась. Точечно ее репрессировать было незачем. ФСБ могла бы проигнорировать идиотский донос бдительных соседей. Но не проигнорировала. Почему?

И, между прочим, гуманизм Свинолупа вовсе не удовлетворил любителей искать крамолу. Знаменитый питерский депутат Милонов, например, потребовал еще раз переписать 275-ю статью, заменив «государственную измену» на «измену родине»: «Возвращение в право данного понятия обязано напомнить о том, что государство и Родина неразделимы, а любая подрывная и вредительская деятельность против государства и его представителей является актом, направленным против всей страны и каждого гражданина». Милонова, конечно, можно считать обыкновенным клоуном, но не стоит забывать, что именно он — отец закона о запрете пропаганды гомосексуализма, который сегодня кажется невинной шалостью, но в свое время был важной вехой на пути России к новому одичанию. Вдруг суетливому петербуржцу удастся повторить собственный успех?

А вот Геннадий Зюганов целое открытое письмо к народу сочинил, реанимируя штампы советской пропаганды и с радостной готовностью разоблачая врагов внешних и внутренних: «Нынешний острейший кризис в России сконструирован в цэрэушных “лабораториях”. Но он не мог случиться без пособничества доморощенных западников... Несмотря на полученные трагические уроки, в России и сегодня уютно чувствуют себя антисоветчики разных мастей, наносящие удары по экономике, науке и образованию, историческому величию Отечества. В печатных изданиях, на экранах кино и телевидения регулярно появляются отвратительные поделки, марающие черной краской достижения советской эпохи, включая и Великую Победу». В общем, любому порядочному человеку понятно, что так далее продолжаться не может и пора с изменниками разобраться, как завещал великий Берия.

Достаточно ли этого всего, чтобы однозначно утверждать, что нас ждет в ближайшем будущем волна «шпионских дел»? Нет. Можем ли мы, однако, предполагать подобный вариант развития событий? Конечно, да. Например, потому, что государство на всех уровнях давно уже живет в логике собственной пропаганды, а логика пропаганды — это в первую очередь логика кампании. Пропаганда не мыслит единичными событиями, события должны воспроизводиться до бесконечности, вписываясь в целостную картину мира, которую пропаганда навязывает потребителю.

И тут нужно правильно понять, что именно государство пытается сказать гражданину, объявляя сезон охоты на предателей. Государству не нужны «точечные репрессии», потому что с этой задачей оно и так справляется. Государству в эпоху нестабильности нужно то, от чего государство в эпоху стабильности старательно бегало: заразительная массовая истерика. Важно не точечно карать, а массово пугать.

Собственно, с такой истерики и началась эпоха нестабильности. Виды толпы на Майдане и горящих покрышек, кажется, крепко напугали Кремль: без особых оснований поверив, что в России тоже возможна ситуация, в которой народ начинает всерьез предъявлять претензии вороватой и неэффективной власти, вороватая и неэффективная власть стала щедро делиться с народом собственным страхом. Из этого страха, между прочим, во многом выросла нынешняя украинская война. Технологически картины пылающего Донбасса сегодня играют ту же роль: это такой особый способ заразить обывателя страхом. Превратить страх в болезнь, передающуюся телевизионным путем при просмотре «Вестей недели» без контрацептива.

Но тут начинаются проблемы. Настоящая нестабильность — она не в Новороссии, она в супермаркете, где премьер-министр вынужден лично разъяснять обывателю, почему подорожали кабачки. И внятного ответа нет ни у премьера, ни у телевизора. А вот массовая истерия вполне может оказаться действенным вариантом ответа, но тут даже война на границе имеет ограниченный ресурс. Моторола может истреблять мировое зло в телевизоре с восьми до десяти, но после десяти ему на смену придут Робокоп или Оптимус Прайм. Они все примерно одинаково реальны. Или нереальны — это вопрос личной впечатлительности. Киселев может сколько угодно рассказывать обывателю, что США или ВСУ собираются на него, обывателя, напасть. Но он не может заставить США напасть на обывателя. Даже ВСУ — и те не может. Нужен враг понятный и близкий, нужен посредующий элемент, который позволил бы запихать в единую формулу мировое зло и подорожавшие кабачки. Нужен шпион по соседству.

А раз нужен, значит, вероятность его появления велика. Тем более что благодаря поправкам, еще в 2012 году внесенным в статью 275 УК, шпиону не нужны ни специальные навыки, ни допуск к государственным тайнам. Шпион — это просто человек, в уголовном деле которого написано, что он шпион. Вы, может быть. Или я. Или мой сосед. Или ваш начальник (хорошо бы, правда, уж не позвонить ли по правильному номеру?).

А там и вредители подтянутся, дорожка-то протоптанная. И значит, следователю Свинолупу не придется сидеть без работы. До тех пор, пока не выяснится, что он тоже шпион.

Иван Давыдов, snob.ru